Афонский старец Дорофей (Кудрявцев)

Труднодоступные афонские архивы хранят истинные сокровища – в первую очередь о жизни и подвигах святогорцев. Они ушли из мира, чтобы спасти его. И мы им признательны за это. Однако имена этих подвижников нам по большей части неведомы. Есть редкие и славные исключения – в первую очередь, это святой Силуан Афонский, но и о нем мы узнали лишь оттого, что его ученики вернулись в мир и поведали нам житие старца.

Поэтому афонские архивы так ценны – когда прерывается человеческая нить, остаются рукописи, но не всегда.

Один из таких архивов - Русский архив Андреевского скита на Афоне. Его история, как история самого скита, драматична. После смерти в 1971 г. последнего русского насельника скита, старца Сампсона, двадцать лет скит пустовал, подвергаясь разного рода хищениям. В 1992 г. сюда, наконец, вселилась группа монахов-греков, однако архив пребывал в плачевном состоянии, пока в 2003 г. его остатки по благословению архимандрита Ефрема, игумена Ватопедского монастыря, который является главенствующим по отношению к скиту, не были перевезены в Ватопед. С 2017 г. начался их разбор и систематизация, которые ведет монах Диадох. Пользуясь случаем, выражаю благодарность ему, а также игумену Ефрему, благословившему меня на исследовательскую работу.

В недрах архива обнаружилось несколько каллиграфически написанных текстов старца Дорофея (Кудрявцева). Среди них - его прошение в Императорское Православное Палестинское общество, составленное в июне 1886 года.

В начале старец посчитал нужным очень кратко изложить свою жизнь, как он пишет, «не похвалы ради или чести, да не буду безумен, а единственно для того, чтобы дать некоторое понятие высокопочитаемым членам Общества о моем сердечном направлении».  

«С юности моей я имел глубокое уважение и сочувствие к пустынным отцам и любовь к монашеской жизни. С 1847 года я, ознакомившись чрез переписку с отцами русского православного монастыря на Афоне в течение десяти лет оказывал чрез них помощь и пособие монастырям, скитам и пустынножителям Св. горы. В 1858 году Господь меня удостоил видеть Афон и остаться там на жительстве в Русском Андреевском общежительном скиту, где по новости устрояющейся обители и я в числе прочей братии приношу посильные мои труды в течение двадцати с лишком лет».

Вот и всё о себе…

К автобиографическим сведениям старец в этом послании более не возвращается, поэтому позволим себе их дополнить, на основе найденных документов.

Его мирское имя – Иван Ермолаевич Кудрявцев. Родился он в начале 30-х гг. XIX века. По происхождению – государственный крестьянин-вятич, из деревни Верхопольская Елпанской волости Нолинского уезда. Его земляки часто снаряжали благочестивого и одаренного юношу для сбора средств на постройку их новой приходской церкви.

Но Иван мечтал об Афоне. В одном из писем к игумену Андреевского скита Феодориту, он, еще будучи мирянином, писал так: «Помолитесь, чтобы Господь удостоил меня быть на Святой Горе. Дух горит! Терпения нет! Улетел бы от сей суеты! Кто мне даст криле, яко голубине? Улетел бы от этого мятежа туда, куда давно, давно стремленье мое. Если б было! Люблю Афон, душой и сердцем содрогаюсь, когда об нем вспоминаю. Он дорогой! Духом влекусь и в пустынях его мысленно блуждаю. О, как он близок к сердцу в строгих правилах своих. Он питает как младенцев десять тысяч стариков своих седых! От юных лет вскормил – постом, молитвами, трудом, чрез послушание – жизни строгой научил. Прости, прости меня за такое письмо».

В итоге Иван собирал пожертвования не только для родного Нолинского уезда, но и для русских афонских обителей, в первую очередь для великого Пантелеимонова монастыря, от которого получил доверенность и сборную книгу. Когда же юноша познакомился, во время сбора пожертвований в Нижнем Новгороде, с игуменом Феодоритом, то он попросился поступить к нему в помощники, на что старец первоначально не дал благословения, опасаясь обвинений в переманивании сборщика. Однако они вступили в переписку.

Сохранилось курьезное письмо в Андреевский скит от юноши Ивана, где тот описывал свои впечатления от своей первой поездки на поезде – из Петербурга в Белокаменную: «…Я в Москве! Ах, какая суета! Толкотня страшная! Все спешат – и куда? Бегают и толкают друг друга – куда, к чему? Cлава Богу, что есть еще Афон…».

Намерение Ивана отправиться на Святую гору было остановлено вспыхнувшей в 1853 г. Крымской войной, по окончании которой его мечта сбывается – в 1858 г. он покидает Россию, официально – ради паломничества по святым местам Востока.

В том же году вятич Иван стал афонцем Дорофеем. Однако он не сразу поступил в Андреевский скит. Сперва он подвизался на келлии у некоего старца Августина, затем ушел в Ксенофонтский монастырь, всё время стремясь, однако, попасть в Андреевский скит. Игумен Федорит продолжал проявлять сдержанность: «Я писал вам, чтобы вы приняли и обласкали любезного Ивана Ермолаевича Кудрявцева, но в число братии не советовал принимать, не ради чего, а только, чтобы не было неприятностей между св. обителями. Поэтому любя его, я удалялся от него, чтобы не давать повода подумать, что мы его переманиваем».

В 1859 г., в следующем году после поступления в скит, когда Иван, теперь уже Дорофей, отправился в Россию ради получения официального разрешения на уход из казенных крестьян в монашество, скитяне доверили ему ответственную миссию – представить в Петербурге обер-прокурору Св. Синоду графу Толстому обстоятельную записку о нуждах скита, в составлении которой он сам и участвовал. Он также, по заданию старцев, подыскал в Петербурге место для строительства скитской часовни – однако эта инициатива затянулась потом на годы из-за разных препятствий.

Теперь в миру ему казалось еще труднее – вот что он писал из России на Афон в 1860 г.: «Изнемогаю!.. Помолитесь!.. Я здесь у всех бываю и бывал – суеты и болтовни много, а пользы мало. Надоело страшным образом... Отче! Прошу вас только об одном... Бога ради... поручений и комиссий не возлагайте. Я точно и теперь как угорелый, просто кажись, без головы... Помолитесь к матери Божией!!!».

Большое утешение от мирских искушений он получил у преподобного Макария Оптинского, к которому впервые съездил в 1860 г.

В Андреевском скиту почти сразу ему доверили ответственное послушание казначея. А в результате своей многолетней деятельности он удостоился высокого титулования «ктитор», т.е. «попечитель обители» – редкий случай для монашествующих.

Он – постоянно в разъездах, часто бывает в обеих русских столицах и в столице Оттоманской империи. Он записывается членом вновь учрежденного Православного Палестинского общества, и, как свидетельствует послание 1886 г. тут же стремится использовать возможности этого престижного учреждения. Он проводит немало времени на скитских подворьях и там, знакомясь со скудными жизненными условиями местных греков, предпринимает ряд важных мер – в первую очередь, по устройству водопровода для пограничного с Афоном селения Иерисос, иначе Иерисо.

В истории русской словесности у о. Дорофея – особое почетное место, так как он, познакомившись в 1871 г. в Константинополе с Константином Леонтьевым и оценив глубину его личности, хлопотал об издании главной книги мыслителя – «Византизм и славянство».

Относительно публикаций сочинений Леонтьева найдено письмо старца к благодетелю Лепешкину, посланное из турецкой столицы в 1874 г.: «Милостивый государь Николай Васильевич! Рекомендую Вам подателя сего письма г-на Константина Николаевича Леонтьева, бывшего Русского консула в Салониках и хорошего нашего знакомца; мы с ним пришли в соглашение об издании его сочинений. Теперь на первой раз прошу Вас, примите на себя труд заказать в типографии издать 1200 экземпляров книгу под заглавием: “Византизм и cлавянство”. Бумагу купите сами и какое будите иметь условие с типографией нас уведомьте, если можете поскорее, что будет стоить это издание. Я надеюсь, что Вы не отяготитесь сего исполнить. Деньги по первому Вашему извещению мы пошлем к Вам по переводу. Итак, я надеюсь, что Вы исполните мою просьбу; я сейчас отправляюсь с г-м Муравьевым на Афон. Мой поклон всему Вашему семейству. Остаюсь любящий Вас иеромонах]Дорофей».

Интересный момент в письме к Лепешкину – упоминание в нем видного духовного писателя и церковного деятеля Андрея Николаевича Муравьева. Посетив Святую гору в 1849 г. и приняв близко к сердцу дела Серайской келлии, как тогда называли будущий Андреевский скит, Муравьев добился тогда у Протата (афонского органа самоуправления), ее возвышения до статуса скита, и не оставлял своими заботами обитель и далее. В 1874 г. скиту исполнялось четверть века и его насельники, естественно, чаяли видеть своего дорогого ктитора на празднике. С этой миссией в Киев, где жил тогда Муравьев, был отправлен именно о. Дорофей.

Для Муравьева это стало его последним путешествием – вернувшись в Киев, 18 августа 1874 г. он скончался, в возрасте 68-ми лет, успев, однако увидеть Андреевский скит процветающим и благодарно помнящим о своем ктиторе.

Старец Дорофей, очевидно, быстро овладел греческим языком. Это позволило ему установить имел тесную связь с греческими отцами, в первую очередь, со ставшим знаменитым на христианском Востоке преподобным Хаджи-Георгием. В архиве Андреевского скита уцелели собственноручные письма этого подвижника, на греческом языке. В них он, часто называя о. Дорофея духовником («святой духовник папа-Дорофей, целую Вашу святую десницу»), пишет: «Такое доброе расположение, которое показал папа-Дорофей, никто другой не показал», «Обо мне узнаешь от папы-Дорофея, русского серайца, который многие годы – казначей и ктитор скита. Ты должен его любить, он очень хороший человек, там, где не ждешь, он приходит на помощь», «чадо мое Дорофее, что значит “данный Богом” – для бедных пустынников».

Вернемся к посланию о. Дорофея в Палестинское общество. Его главная цель – обеспечить достойное существование маргинальным категориям афонцев, жившим, по разным причинам, вне больших обителей. В связи с этим старец задумал через Общество – имевшим, по его словам, «Богоугодною и человеколюбивою целию оказывать помощь беспомощным и облегчать труд бедствующим» – устроить в Государственном российском банке особый фонд («вечный капитал»), проценты с которого могли бы идти на поддержку нуждающихся категорий святогорцев – каливитов и кавиотов.

Старец изложил их проблемы: «…нелишним считаю объяснить Вам о вышесказанных отцах и их жизни. Они не имеют права на пособие, а жизнь их такая: каливит имеет в своей собственности небольшую каливу (по большой части без церквей, а некоторые с церквами) и очень малой участок земли из самой неудобной местности, совершенно бездоходной. В таких каливах более живут по одному, а редко вдвоем. Кавиот, не имеющий никакой недвижимой собственности, а имеет помещение у келлиотов за условленную цену, которую уплачивает не без труда по бедности своей. О живущих в пещерах и под камнями нечего и говорить, положение которых кажется понятно всем и каждому из нас».

Ради этой помощи старец отказался от своей мечты устроить свою собственную каливу, а собранные для этой цели у благодетелей-соотечественников средства решил передать во вновь учреждаемый фонд: «После долгих и многих размышлений я оставил приобретение недвижимой собственности, а решился устроить следующее: видя и зная хорошо действительную нужду собратий своих иноков Св. горы, живущих вне монастырей, скитов и келий, решил положить основание вечного капитала в Государственный банк с правом пользования одними лишь процентами русским бедным монахам, кавиотам, каливитам и живущим в пещерах и под камнями».

Сам монах вести дела с Государственным банком не мог и обратился со своей просьбой в крупные афонские учреждения, однако «отцы обителей, объясняя свои многотрудные и многосложные обязанности по устроению и управлению своих обителей и обществ, уклонились от принятия на себя моего предложения и просьбы. Вышеизложенные причины и обстоятельства вынудили меня прибегнуть под покровительство Палестинского православного общества с покорнейшей просьбой: принять на себя обязанность после смерти моей раздачу процентов».

Одновременно старец распространил обращение для сбора средств. В этом обращении, предназначенном для печати, участь бедных афонцев описана так: «У всех сиромах один источник жизни – лепта, кое-когда поданная нашим поклонником, да немного сухарей, полученных в воскресный день во вратах монастырей и общежительных скитов. Вот и всё! Сколько они претерпевают бедствий, голоду, холоду, всяких невзгод, горя и скорбей известно одному Праведному Господу. Еще издали Вы можете узнать этого бедняка, идущего с палкой и четками в руках, с торбиною на спине, с молитвою на устах. Он носит на себе св. ангельский образ монашеский, часто он схимник, а иногда, кроме того, облечен в сан священства. Одет в рубище, вид его кроткий, в беседе тих и молчалив. Во всем внешнем проявляется бедность, но вещественная, не духовная».

Занимался старец и сооружением водопровода в гречемском селе Иерисо, сейчас это благополучный курорт на границе с Афоном. Отец Дорофей, живший несколько лет в каливе близ этого села, увидев бедствие сельчан, настолько им проникся, что сумел убедить россиян присылать пожертвования. Их отзывчивость поразительна – ведь речь шла не о святой обители, или святом месте, а о простом селе, находившимся вне отечества – на территории Оттоманской империи. Сооружению водопровода, благодаря о. Дорофею, стали помогать и афонские старцы, в том числе, к примеру, выше упомянутый преподобный Хаджи-Георгий.

Сохранились трогательные послания от греков к о. Дорофею, где они даже называют его «вторым Моисеем»! В одном послании греки пишут: «О воде же местности Иерисо, знай отче Дорофей, что прошли большие дожди и наводнения, но благодать Божия сохранила водопровод и он ни в одном месте не повредился, но непрестанно течет и радует, прохлаждает путников, и ни на мгновение не престают поминать вечное Ваше имя за доброе Ваше дело, малые и великие, млады и стары, други и враги молятся нынче день и ночь Всевидящему Богу да сохранит Вас здоровым и подаст земные и небесные блага».

Старец Дорофей (Кудрявцев) скончался в 1907 г., после полувека насельничества в Андреевском скиту. Он успел сделать много добрых дел. Пришло время об этом напомнить.