О литераторах

Слушать:
Смотреть: https://youtu.be/UUsmPxM0UCw

Е. Никифоров: -  Здравствуйте, дорогие братья и сестры. Сегодня у меня в гостях замечательный писатель Юрий Поляков, который трижды «впал в детство» – вышла третья часть его замечательной трилогии «Совдетство». Все летит быстро, вот вроде детство, а уже всё – уже вспоминаешь об этом, кряхтя в кресле. Более радостного времени, чем детство у человека нет. Мы всё воспринимаем через детство. Как там было легко, беззаботно... Привычным делом мы нашим гостем обсуждаем, что произошло. Сейчас в Думе собрались писатели. Что-то требовали от думцев. Что могут писатели требовать от думцев?

Ю. Поляков: -  Писатель – профессия одинокая. Это не кинематограф, где работает фабрика. Это не театр, где то же самое - фабрика выдает по спектаклю днем, а то и по два, куда ходят как на работу. Это не архитекторы, которые работают коллективом, да еще и уголовную ответственность несут за то, чтобы спроектированное не упало. Это немного ближе к живописцам, но писателю не нужно столько расходников, столько  материалов. Раньше бумага нужна была, когда я начинал писать. Нам в московской писательской организации выдавали талон, по которому можно было раз в месяц купить бумагу.

Е. Никифоров: -  А машинка?

Ю. Поляков: -  Когда я начинал в середине 80-х, то по протекции Союза писателей можно было купить югославскую машинку. А наши машинки были в продаже - покупай.

Е. Никифоров: -   И попробуй на них печатать?

Ю. Поляков: -  Такого учета, как до войны, не было. Любая машинка отщелкивалась, образцы шрифтов хранились, где надо.

Е. Никифоров: -  Знаю, что за каждой машинкой был номер, и этот номер был в КГБ. Всегда можно было идентифицировать.

Ю. Поляков: -  А если скажем, на этой машинке напечатана листовка, призывающая к еврейским погромам? Надо же такого изготовителя найти и наказать. Вот в этих целях и хранили данные. Сомневаюсь, что стали бы преследовать за призыв к единению народа.

Е. Никифоров: -  Боюсь, что именно за это многие и сидели.

Ю. Поляков: -  Думаю, все догадались, над чем мы иронизируем. Об этом мы писали в «Литературной газете» 20 лет назад, когда я ее редактировал, когда начинал, если быть точнее. У нас вышел скандальный материал, отталкивающийся от того, что оказывается, в реестре профессий Российской федерации профессии писатель-литератор попросту нет. Пескоструйщик есть, а писателя нет. Мы поставили вопрос: как так может быть? Именно тогда встал вопрос исчезновения писателя из правового пространства. По чиновничьей прихоти писательское сообщество и книжное дело передали почему-то Министерству связи вместе с агентством «Роспечать». Потом Министерство связи преобразовалось в Министерство цифры, и почему-то все виды искусства пошли в Министерство культуры, а базовый вид искусства (коим и является литература) - в «Роспечать», которая в Цифре.. Сколько раз мы обращались к самому высокому начальству. Лично я, будучи членом президентского Совета по культуре, неоднократно обращался к главе государства по поводу этой нелепости. Все соглашались, в том числе и президент. Обещали разобраться, а воз и ныне там.

Е. Никифоров: -  А ведь были же союзы писателей, дома писателей, писательские дачи роскошные.

Ю. Поляков: -  Это речь про советский период, когда никаких сомнений в правовом положении писателя не было. Я не говорю про льготы все эти. Полагались даже дополнительные метры площади жилой, льготы по здравоохранению. Писатели получали 10 рублей за день нетрудоспособности. Бюллетени можно было брать на 103 дня, а на 104-й ставился вопрос об инвалидности. Так вот у нас были писатели с почетными хроническими заболеваниями, которые умудрялись бюллетенить ровно 103 дня. На следующий их выписывали. Речь о том, что писатель, который работал дома, будучи членом «Союза писателей России», а значит членом Литфонда, получал трудовой стаж. При оформлении пенсий это учитывалось. А когда я оформлял пенсию некоторое время назад, мне сказали, что до 91 года мне засчитывается трудовой стаж, а потом (а это почти 20 лет уже) не засчитывается. И вот писатели, которые дома пишут книги, не считаются людьми с трудовым стажем. Стаж им не идет! Таких вопросов накопилось множество. Это связано и с финансированием творческих союзов. Государство наше не признает «Союз писателей» как творческую организацию. Это рядовая общественная организация. Скажем, объединились бы любители домашних хомячков, вот это было бы то же самое. «Союз писателей России» для государства - то же самое. Идите пишите ваши войну и мир, ведь любители хомячков не просят материальной поддержки, и вам не надо просить. А как использовать войну и мир для патриотического воспитания, так государство – первое: а давайте мы хорошую литературу использовать будем. А что же вы любителей хомячков не используете для воспитания патриотизма? Тоже очень патриотично. И вот все эти вопросы мы поднимали без конца. Все соглашались, но ничего не делалось. Однако сейчас проблемы выставлены на слушания в Думу по инициативе депутатов разных фракций, что говорит о том, что видимо государство пересмотрело позиции. Оно столкнулось с отказниками, релокантами, теми, кого называют «ждунами», кто несет в интернете разный вздор по отношению к стране и СВО. Государство удивилось, что значительное число лауреатов той же «Большой книги», которую окормляет «Роспечать» и других знаменитых любимцев Роспечати, стали инагентами…  Что-то не так значит в литературной политике. Значит «Союз писателей» поважнее союза любителей хомячков. Надеюсь, в ближайшее время будет сформулировано всё, включая статус. Ведь что такое творческий труд? Он идет как стаж, или ты сначала должен отстоять у станка, а потом написать «Войну и мир»? Или если идет стаж, то кого считать писателем? Пишет много народу, но это ничего еще не значит, что он писатель. У меня есть афоризм, который звучит так: писатель – не тот, кто пишет, но кого читают. Как разграничить? Вопросов правовых можно.

Е. Никифоров: -  Тиражи крохотные, люди и привыкли. Люди привыкли, что лучше получить гонорар пачкой собственных книг, не больше, но и то радость. А получить заработок… Ситуация как в дворянской России. Писательский труд был социальный.  

Ю. Поляков: -  Подключились разночинцы. Хочу сказать, что мифы о том, что в 19 веке писатели жили за счет имений, преувеличен. Это было, но закончилось, когда начался журнальный бум в 50-60 е годы. Известный поэт-юморист, переводчик Беранже, Василий Курочкин, был весьма состоятельным человеком, как и Некрасов, который зарабатывал хорошо и получал за свои сочинения, а также был удачливый издатель. Писатели, которые хорошо зарабатывали, не были редкостью тогда. Их было довольно. Но тот же Блок жил не с литературы, может быть даже лекциями больше зарабатывал, чем гонорарами.  Сейчас в новой ситуации всё не так. Как использовать интеллектуальную собственность, которая в интернете? Есть же платные ресурсы. Система вознаграждения писателя за использование его Литресом не отрегулирована. Все эти вопросы надо решать. «Союзы писателей» раздробились, тратят свое время  на доказательство того, у кого больше членов. А их больше у Союза писателей России, это и так все знают. Тут нужно объединение. И его попробовали сделать, создав под эгидой государства хорошо финансируемую структуру, которая называется Объединение писателей и издателей.  Но тоже получилась странная организация. Два года уже наша страна воюет, погибли многие, раненые и сироты, а эта организация так даже и не сформулировал свое отношение к СВО.

Е. Никифоров: -  Нет ли здесь опасности сделать литуратуру управляемой? Как в сталинское время, когда создавался «Союз писателей», и с теми же целями – чтобы литература была управляема. Эта ситуация и союз были успешны. Многие толковые люди получили награду за свой писательский труд, послужили отечеству, Родине, компромисс долго выдерживался. Но сейчас-то мы все боимся того же сталинизма, потому что тирания никакому творческому человеку не может быть симпатична. Не будет ли тобой управлять бюрократ из министерства, который был бы только не цифры сориентирован, а не на творческих вещах.

Ю. Поляков: -  Надо два слова сказать предыстории. Создавали единый «Союз писателей» и умолили партию и правительство серьезные литераторы. Это была не волюнтаристская инициатива. Тогдашнее литературное пространство состояло из нескольких литературных объединений, среди которых били воинственные и радикальные, типа «Пролеткульта», в которых командовали как раз бездарные литераторы, которые прежде всего занимались агитпропом. Они руководили.

Е. Никифоров: -  Это потрясающе описал Булгаков в Мастере и Маргарите. Ситуация точно описана. Моссолит. Поэт Бездомный, который пишет наполовину заказные, наполовину искренние патриатические трудовые стишки, а с другой стороны атеист Берлиоз, с третьей стороны дама, которая писала рассказы морские.  Персонажи узнаваемы. Но ведь вдохновение не продается. Писательский труд – вдохновение прежде всего.

Ю. Поляков: -  Вдохновение… Скажу, что если есть талант, то является и вдохновение, если нет – не поможет никакое вдохновение. Беда в том, что все писатели, которых мы считаем классиками довоенной литературы, почти все считались лишь попутчиками, - их не видели как настоящих советских писателей. Они взмолились в конце концов. Маршак, Алексей Толстой, Александр Грин, Пермяк - почему не советские-то?! Всем надоела гражданская война в литературе, все были счастливы, когда возникла единая структура. Да, начались другие проблемы, но сказать, что до этого была свобода слова, здесь она закончилась, нельзя, потому что все было сложнее. Мы имели замечательную советскую литературу, и это говорит о том, что не такое уж это губительное дело было создание «Союза писателей». Теперь к нашему времени. Если кто-то думает, что сейчас никакой литературной политики нет, что писателям ничего не навязывается, тот глубоко заблуждается. Только если при советской власти в зависимости от эпохи навязывалось, рекомендовалось, стимулировалось написание духоподъемных, патриотических произведений, которые людям «строить и жить помогали», что многих раздражало, потому что они по своей природе - пессимисты. Это не значит, что у них пессимистические произведения. Диким пессимистом был Зощенко, диким, ипохондриком, но он один из лучших сатириков своего времени. Минувшие 30 лет при помощи как раз структуры «Роспечать» навязывали антипатриотизм, социальный пессимизм, презрение к нашей русской цивилизации, скептическое отношение к православной Церкви. К другим конфессиям они были добрее. Как это делалось? Иногда декретами. На открытии в Питере книжного салона выступал один из руководителей «Роспечати» и говорил писателям в зале, что они должны учиться у писателя Шишкина, который уже тогда был эмигрантом, ругал из заграницы нашу партию и правительство. Это мыслимо ли? Потом была создана система премий, и как ни странно, в длинные и короткие списки лауреатов попадали вовсе не те писатели, которые  поднимали русскую тему, православную. Почему возникла необходимость создания патриаршей премии? Писатели православные писатели были просто отрезаны от системы, которая создалась в 90-е. Работы всех нормальных патриотических писателей или просто уважающих свою родину не доходили ни до каких списков и у литературного сообщества, особенно молодого, было понимание того, что если я буду в произведении выражать позитивное отношение к своей стране, мне не светит ни «Большая книга», ни «Букер», ни «Ясная поляна». У нас возникла парадоксальная ситуация, когда госструктуры в писательскую среду отправляли и транслировали антигосударственные, антипатриотические отношение.

Е. Никифоров: -  Диссидентское отношение.

Ю. Поляков: -  Верно! Неслучайно, что чуть ли не половина лауреатов Большой книги сейчас заграницей, против нас, инагенты. Я понимаю наше государство, которое зачесало затылок и думает, что мы 30 лет делали что-то явно не то. Это иллюзия, что кто-то будет печься о твоем вдохновении, - оно и так при тебе. Но  если тебе государство через свои институты навязывает анти государственность, анти патриотизм, то лучше пусть уж они навязывают через те же структуры духовность, патриотизм, православие. Лучше ничего не навязывать, но если больше нечего. Если пользоваться гумилёвскими терминами, то это есть пропаганда  антисистемы. Этот интерес к давно уже перезревшей проблеме связан с тем, что там наверху стали понимать, что литература – колоссальный ресурс влияния на общественное сознание. То, что он у нас тридцать лет влиял на сознание общества, не тотально, потому что ему, конечно, противостоял «Союз писателей России» и продолжает это делать, чтобы деньги государственные вкладывались в пропаганду антисемитных взглядов. И вот процесс пошел. Остается порадоваться, что наконец зашевелились, и расстроиться, что так долго собирались.

Е. Никифоров: -  Все боялись, что в Союз будет собираться старое, отсталое, ненужное. Кормушка, для тех, кто готов написать что угодно. Здесь голосовали читатели, которые это все и не читали. Читали живое, а живыми оказывались мертвые. Всё искали пути удалиться от заграницы. Я недавно был удивлен. Оказывается Акунин уже 30 лет живет в Лондоне и оттуда пытается писать вшивую публицистику.  Ужас. Мне казалось, что он умнее. Надо же как-то понимать свою страну.

Ю. Поляков: -  А вспомните, что Герцен был не дурак. Я о нем прочитал, что он люто ненавидел Николая I, а потом когда тот помер, стали подбивать итоги, и он проговорился, что все же был несправедлив. Не такой уж он был бурбон, как я себе это представлял. Бывает у людей фобический комплекс. Они что-то возненавидели и не воспринимают никакой другой аргументации. Это плохо. И есть еще один момент, о котором забывают. Творчество – сложная субстанция, энергия, почему-то считается, что основной возбудитель творчества – любовь к чему-либо. Но не меньший мощный возбудитель – ненависть. И ненависть к стране проживания, где как ты считаешь, тебе не повезло родиться, ибо ты же мог родиться в Америке, например. А то, что ты мог в черной Африке родиться, об этом мыслей нет.  Это тоже всё мощный стимул для творчества. Большинство писателей, которые 30 лет награждались всеми премиями, о которых я говорил, имело двигателем творчества нелюбовь. Неважно к чему. Откровенно к русским, как пример.

Е. Никифоров: -  А почему? Я? Например? русских откровенно люблю. Тут дело не в этнографии, но русский дух, где есть понимание, всепрощение. Дух этот со своими недостатками, но все же. Что же не нравится им в русских людях.

Ю. Поляков: -  Есть такое понятие – свой - чужой. Это между людьми живет. Национально-культурно-мировоззренческая матрица определяет поведение.  Иногда человек сам не понимает, почему его кто-то или что-то раздражает. Спорил я в молодости со своими приятелями, потом поумнели, но жизнь развела. А что не так? А я в МГУ не поступал. Так и я не поступал, потому что не было связей. Какое это имеет значение? Я же не возненавидел страну от того, что поступил куда-то еще. Мы смотрим друг на друга как на ненормальных, потому что никто не понимает, что не только он не смог в МГУ, и я, и миллионы других. Однако это не вызвало в них рост ненависти, отчизноедской онкологии. Кому интересна эта тема, могу адресовать вас к своему роману «Любовь в эпоху перемен». Там я на живом примере, в образах поразмыслил на тему эту. Однако я убежден, что со статусом писателя надо разбираться. Прежде чем что-то требовать с писателя, вы сначала подсчитайте, что вы им даете. Оказалось, что всё в режиме «сам по себе». Литература, государство. Но так быть не должно. Так быть не может. Если конечно это Сорос не спонсирует своих соросят.

Е. Никифоров: -  «Писатели» эти всегда прекрасно понимали, что хочет от них Сорос. Требования к ним были известны. Сейчас на западе так воспринимается наше кино. Что получает награды – посмотрите только. Продюсеры специально делают фестивальное кино, везут туда, где по идее должны торжествовать профессиональные критерии. Но воспринимаются фильмы, от которых тухлой рыбой пахнет за версту. Вспомните нашу Петрушевскую. Она всё каких-то чахоточных писала. И бежали на нее. Оно считалось самым интересным и живым. Это востребовано заграницей. Русофобия, которая там существует, формировалась этими писателями и этими фестивалями.

Ю. Поляков: -  Ситуация гораздо запущеннее. Мало кто знает, что  помимо «Роспечати» существует связанная с ней структура «Институт перевода». Он занят тем, чтобы за деньги российской казны переводить произведения и размещать их в издательствах за рубежом. Они облегчают работу издательств зарубежных, потому что перевод романа стоит довольно дорого. Столько же, сколько потом затрачивается на производство бумажной версии. И вроде замечательная история – продвигать нашу литературу. Но враг кроется в деталях, а они заключаются в том, что они заказывались переводы тех произведений, которые не они рекомендовали издательству, а которые у них затребовали издательства. А те конечно затребовали то, что Вы справедливо назвали тухлой рыбой, ориентируясь при этом на лауреатов «Большой книги», «Национального бестселлера» и так далее. Если Петрушевская одна из немногих бросала вызов натужному советскому оптимизму, то теперь у нас массовый пошел натужный пессимизм. И тут как раз ждешь, когда же появится автор нового «буревестника» -  хочется немного оптимизма, чтобы кто-то зареял над равниной моря. Выходит, мы за свои казенные финансировали перевод издания книг, которые очерняли нашу же историю. Эти книги поступали в магазины там. Их читали и говорили, слушайте, но если даже российские писатели, да еще и лауреаты премий, такое пишут о своей стране?! Что там на самом деле происходит?! Вот одна из основ нынешней массовой русофобии, отмены русской культуры. Не может быть у русских светлого Чайковского со Щелкунчиком. Мы же читали эту «литературу», которая в магазинах нынче стоит. И это всё государство российское сделало за свои деньги. Надеюсь, эта проблема будет обсуждаться наряду с правовым положением писателей России.

Е. Никифоров: -   У меня был приятель, французский писатель. Неплохой. Не могу утверждать, потому что он и на родине издавался маленькими тиражами. Я просил его почитать. Он согласился, а потом стал отказываться. Тебе, говорит, не понравится. Никто не публикует, если там нет какой-нибудь порнографии. Там свои проблемы – если не потакать низменным желаниям своего читателя, то вообще не сможешь писать. Это скорее всего надуманно, потому что есть  масса чудесной литературы, где нет ничего подобного.  Классика зарубежная. А что у нас происходит в области театральной? Вы конечно живо интересуетесь тем,  что происходит. В театр ходите очень много. Что скажете, как зритель? Есть там какая-то надежда? Всё, что мы знаем, одни скандалы. Но есть ли что-то приличное, что можно смотреть?

Ю. Поляков: - В общем ситуация не очень хорошая. Недавно был юбилей Мейерхольда. Крупнейший реформатор сцены. Нареформировал он много. Когда он был еще жив, здоров, и даже вроде баллотировался в наркомы просвещения после Луначарского, по его поводу пошутил ехидный Булгаков. Он сказал, что это тот Мейерхольд, который погиб во время репетиции, когда обрушилась трапеция с голыми боярами. Очень точно пошутил, предсказав трагическую гибель режиссера. Тот действительно стал жертвой падения на него, правда, не трапеции с голыми боярами, но крупных политических деятелей, которые проиграли Сталину, рухнули и погребли под собой и Всеволода Эмильевича. Говорили, что это его за искусство… Нет, тогда за искусство не наказывали, но за политику, а он был очень активный участник политической борьбы. О сегодняшнем театре говоря, можно предположить, что он рискует погибнуть под этими самыми трапециями, на которых кувыркается бесчисленное количество голых мйерхольдиков. Тут так всё непросто, надо что-то делать в этой области, и передача целая нужна, чтобы это обсудить. Тем не менее, скажу, что меня в этой области радует. «Дядя Ваня» театра студии Всеволода Шиловского. Это «Соборяне» Академического театра имени Гоголя, который, слава Богу, перестал быть Гоголь-центром. Это булгаковский «Иван Васильевич» в театре Сатиры. Очень хороший спектакль. Это блистательный спектакль по Скрибу «Стакан воды», поставленный Борисом Морозовым в театре Et Cetera. Дурацкое, правда, название театру дали.. Но спектакль отменный! Блестящая постановка в Малом театре пьесы Розова «Вечно живые». Андрей Житинкин ее сделал. Называется у них, как и фильм,  -  «Летят журавли». Все эти спектакли я горячо рекомендую смотреть.

Е. Никифоров: -  А кроме драматургии? Это живые вещи? Склоняя голову перед Малым театром в отношении их приверженности традиции, как Дом Мольера, который сохраняет качество высочайшее французской актёрской школы. Как они ходят, говорят – все очень живо и поучительно. Это не музейно совершено. Но в Малом как раз присутствовала такая затхлая музейщина, консервативно, неинтересно совершенно. Попадались отдельные спектакли. «Горе от ума» - Соломин младший прекрасно играл.

Ю. Поляков: -  Те постановки, что я назвал, имеют три вещи, которые необходимы хорошему спектаклю. Хорошая продуманная режиссура, отлично подобранный актерский состав, их чудесная игра, и уважительное уважение к первоисточнику, к пьесе. Там нет никакого издевательства типа «Гамлета в памперсах». 

Е. Никифоров: -  Молодежь какая?

Ю. Поляков: -  Хорошая. Много молодых хороших актеров. Если они попадают в коллектив, где продолжают хорошие традиции и где новаторство не становится хамским и агрессивным, то они раскрываются, вырастают в мастеров. А если они попадают в руки не совсем здорового Богомолова, например, то их жаль.

Е. Никифоров: -  А Богомолов-то изобретателен в своем зле. Мы же говорили, что творческий порыв может идти и от отрицательного чувства.

Ю. Поляков: -  Это остатки той политики, когда искусство – что-то отдельное, пусть даже болезненное, и чем чуднее, тем лучше, не имеющее отношение к государству. Вот тогда появились эти богомоловы, серебренниковы. А сейчас стало понятно, что государство без поддержки культуры не способно мобилизовать общество для исполнения сложных и связанных с жертвенностью задач. Эпоха богомоловых заканчивается. Они просто остались, потому что еще с ними договора не закончились. Сидят и чиновники, которых туда посадили, но времена их подходят к концу. Думаю, что скоро появятся серьезные люди, которые сочетают в себе желание сказать новое, при этом продолжить традицию. В искусстве это самое сложное.

Е. Никифоров: -  А режиссерская молодежь есть? Шиловский уже не совсем относится к молодежи. Морозов тоже уже старшее поколение.

Ю. Поляков: -  Есть хорошая молодежь. Но я предлагаю об этом в другой раз, разговор обширный.

Е. Никифоров: -  Вот и будем встречаться и обозначать вектор. Наша аудитория – люди взыскательные, мы им предлагаем программы, людей – элиту нашего общества, тех, кто может предъявить не только членский билет общества элиты литературной, но сам по себе – человек высшей пробы. Благодарю всех за терпение и смирение и помощь, потому что мы в таком же положении как писатели - наш статус никак не определен, мы никуда не вписываемся, хотя и пытаемся служить отечеству и вере.