Промысл Божий в жизни человека

С. К. – У микрофона публицист и катехизатор Сергей Комаров. Если бы мы в храме подошли к любому человеку и спросили его: «Как ты пришел к вере?» - то наверняка услышали бы какую-то интересную историю. Христос филигранно обставляет нашу жизнь какими-то обстоятельствами и людьми, так или иначе приводит нас в Церковь, иногда даже через очень трудные ситуации и скорби. Если бы в храме записывали истории всех прихожан, то получилась бы интересная приходская книга. В этих историях действует промысел Божий и рука Господня. Пути Господни неисповедимы и неисчерпаемы. Каждая история по-своему интересна. Сегодня я бы хотел поговорить о действии промысла Божия в нашей жизни с исполняющим обязанности зампредседателя миссионерского отдела по вопросам внутренней миссии, замечательным священником, отцом Александром Пермяковым. Батюшка, промысл Божий довольно мощно действовал и в вашей жизни. Вы изначально были протестантом. Расскажите о своем пути. Как вы очутились в протестантизме, как попали в Православие, как потом стали священником?

о. Александр – Я из атеистической семьи. У меня не было верующих родственников. Свое детство я провел в Калининградской области в поселке Янтарное – это самое крупное в мире месторождение янтаря. Там у нас была обычная советская школа. О Церкви я слышал только какие-то негативные отзывы, религия поносилась и критиковалась. После школы я поступил в Ленинградский строительный институт. Там я начал знакомиться с религиозными людьми разных конфессий. Некоторые из них на меня очень сильно повлияли. Например, мой сосед по комнате изучал 16 томов Карлоса Кастанеды. Он воспроизводил собственные умозаключения, пытаясь мне рассказать, что понял из прочитанного. У меня был какой-то туман в голове от этих разговоров. Я долго пытался с точки зрения научного атеизма отвечать, но это просто несовместимые вещи. Диалектические алгоритмы неприменимы для обсуждения такой темы. Мой хороший друг Кирилл, с которым мы играли в шахматы, читал журнал «Наука и религия» и рассказывал мне про отцов-исихастов, про буддистов, про переселение душ из одного тела в другое.

С. К. – Как интересно вас Господь вел! 

о. Александр – Я пытался дискутировать с другом, но не хватало информации. Я не был знаком с религией. Проблема многих атеистов состоит в том, что они пытаются полемизировать с религиозными людьми, не знакомясь с религиозной аргументацией и этой культурой. Бесполезно вести с кем бы то ни было полемику, если ты не знаешь той парадигмы, в которой человек существует, как он размышляет, чем он живет. Постепенно первоосновы марксизма и ленинизма в моем сознании начали трещать по швам и разваливаться. Я стал переживать по поводу своих взглядов – за что хвататься, когда всё сыпется. Ещё и 90-е годы были, всё развалилось. То, что было добром, оказалось злом, а то, что было злом, оказалось добром. Масса непонятных учений и идей, которые раньше воспринимались как зло, вдруг оказались хорошими, добрыми и светлыми. Когда я шел в институт, мне по дороге часто попадались кришнаиты, свидетели Иеговы, адвентисты седьмого дня и т. п. На третьем курсе на каникулах я поехал домой в Янтарный к семье. Выяснилось, что мои родственники посещают собрания баптистов. Я сразу подумал, что это страшная секта – там какие-то кошмары творятся, люди живут чуть ли ни в подвалах и т. д. Это штамп советской пропаганды. Но возник противоположный эффект – когда знакомишься с людьми, которых считаешь какими-то страшными и ужасными, а потом выясняется, что они совсем не такие, ты начинаешь к ним располагаться быстрее, чем если бы ты ничего о них не знал. Мы, будучи православными, иногда демонизируем каких-то людей. Потом, когда с ними кто-то знакомится, возникает обратный эффект. Такими способами мы, по сути, иногда даже загоняем людей в секту. Общаясь с баптистами, я увидел, что они абсолютно адекватные и здравомыслящие люди. Они нравственные, у них есть четкие убеждения, у них ничего не трещит по швам, ничего не теряется и не пропадает, у них позитивный взгляд на жизнь, они достаточно просто ко всему относятся. Мне это очень понравилось. Я не верил в Бога в то время. Моей первой книгой по христианству стали «Вопросы первостепенной важности» Вернера Гитта. Там было 90% ответов на мои вопросы. Мне очень понравился его аргумент по поводу того, что в мире существует природа и материя, но в мире также есть и информация. Если можно представить, как эволюционировала материя, то откуда взялась информация? Оказывается, информация не может взяться из ниоткуда, потому что это противоречие одному из 8 законов кибернетики. Информация может взяться только из какого-то источника, который обладает этой информацией. Гитт в своей книге постоянно ссылался на Библию, и я решил прочесть её. Баптисты пригласили меня к себе: «Поедешь в Ленинград, там будет такое-то место на Поклонной горе». На станции метро Озерки у них расположен молитвенный дом. Но я подумал, что не хочу туда ехать, лучше буду сам читать Библию. Естественно, я запутался. В Библии было множество непонятных и нелогичных мест, как мне тогда казалось. У меня накопилось множество вопросов. Бывало, что я заходил в храм и пытался настроиться на космос – другого ничего еще себе не представлял. Никакого ответа от космоса я не получал. Батюшка всё время был занят. Однажды я стоял на балюстраде института и читал Деяния святых апостолов. Ко мне подошли ребята из Церкви Христа и спросили, понимаю ли я, что читаю. Я признался, что не совсем. Тогда они предложили изучать Библию, и я согласился. Так я попал в Церковь Христа. Там было много активных, веселых и нравственных ребят. Мне их нравственная позиция очень нравилась. Как-то они мне сказали: «Ты не веришь в Бога, потому что не молишься. Если ты будешь молиться и просить у Господа ответы на свои вопросы, Он тебе их даст. И тогда ты поймешь, как Бог к тебе относится». Я начал молиться своими словами, потому что по-другому не умел. Единственная молитва, которая была мне знакома – это «Отче Наш». Мне объясняли, что эта молитва – это некая схема, которую надо использовать. Мне нравилось общаться и дружить с ребятами из Церкви. Идея миссии была у них основной. Ребята были зациклены на миссии – постоянная евангелизация, уличная миссия, общение с новыми людьми, споры, дискуссии и т. д.              

С. К. – Кастанеда пробудил у вас интерес к духовности. Потом случился некий личностный кризис – вы поняли, что ничего не знаете, начали искать. Дальше Господь послал к вам баптистов с Библией.

о. Александр – На каждом этапе нужны какие-то специфические книги, которые могут быть проводником. Книга «Мастер и Маргарита», которую мы сейчас воспринимаем как что-то не очень христианское, привела меня к вере. Это был один из векторов, который помог мне уверовать в то, что Христос – это личность, которая реально существовала. Точка зрения, которая существует в этой книге, показалась мне правдоподобной – да, Христос существовал, но, конечно, Он был не таким, как написано в Евангелии. Баптисты мне сказали: «Хорошо, Он был другим. А каким? Скажи, как ты видишь Христа. Потом мы скажем, как видим Его. Давай сравним наши представления о Нем». Выяснилось, что моя картина Христа – это обычный хороший человек, который творит добро и помогает людям, любит ближних, страдает, когда не может достучаться до кого-то и т. д. Проблема в том, что такой человек не интересен с точки зрения поэзии или художественной литературы, потому что есть смысл писать о чем-то только тогда, когда что-то уникально. Когда же ты встречаешь обывателя, пусть очень хорошего и доброго, то это не настолько интересно, чтобы писать об этом. Люди это не читают. Тогда непонятно, почему Евангелие – это самая читаемая и распространенная в мире книга. Моя картина оказалась очень бледной, неинтересной. Это тоже был определённый этап, который был мне полезен. Удивительно, что среди протестантов, которые воспринимали Православие как некую мертвую религию, был очень глубокий человек, погруженный в традиционную культуру. Этот человек принадлежал к Церкви Христа, был протестантом, медиевистом, историком Церкви. Он был специалистом-переводчиком по латинскому языку. Я с ним сошелся. Однажды две уличные миссии столкнулись лбами – мы и свидетели Иеговы вышли одновременно на улицу.

Вопрос: «Сейчас молодежь читает очень мало. Навык чтения нашей классики помогает в чтении Библии. Когда есть навык чтения и умение анализировать, когда настроен ум, всё воспринимается иначе. Когда ты привык читать классику вдумчиво, ты и Священное Писание вдумчиво читаешь.  

о. Александр – Русская классика однозначно способствует воцерковлению человека, формирует его духовную культуру и помогает понять Священное Писание. Но в моем случае художественная литература не сильно помогла. У меня была интересная учительница русского языка и литературы. Как потом выяснилось, она была психически больной. Эта учительница говорила, что Чехов – это пепельница, в которой лежит дымящаяся сигарета со следами губной помады. Достоевский – это граненый стакан, в котором находится нечто такое, что вызывает отвращение. Она говорила такие вещи школьникам на уроках! Какое у меня должно было быть отношение к Достоевскому после таких высказываний? Учительница сама была повреждена и нам дала иммунитет против русской классики. Её неправильно понимали и интерпретировали, она сама ничего не понимала. Многое зависит от учителя. Я начал читать Достоевского, когда стал православным человеком. Сначала я прочел «Братьев Карамазовых», потом «Идиота» и «Преступление и наказание». Всё это способствовало погружению в православную культуру. Это было в первый или второй год моего воцерковления.

Вернемся к моменту, когда я был протестантом. Тогда я читал Клава Льюиса «Письма баламута». Этот писатель начал двигать меня в сторону традиции, у него были достаточно интересные взгляды. Столкнувшись с миссией свидетелей Иеговых, я был полностью разбит в пух и прах – они очень аргументированно обосновали, что учение Троицы – это ересь, что Христос не является Богом: «В Библии нет слова Троица, откуда вы его взяли». Не хватило знаний и понимания. Сейчас я знаю, что учение о Троице является частью священного предания Церкви. В том виде, в котором оно сформулировано нами и другими христианскими конфессиями, оно существует как часть предания. В Библии не сказано, что Бог един и троичен в лицах. Мы можем при помощи определенной логики прийти к этому, используя тексты Священного Писания. Но если человек не подготовлен и не знаком с аппаратом изучения Священного Писания, он может к этому и не прийти. Я напросился в гости к одному человеку, который мне очень популярно всё объяснил, рассказал, что есть Символ Веры, есть такая-то история, были арианские споры, которые похожи на споры со свидетелями Иеговыми. Он очень вдумчиво мне объяснил логику развития христианской догматической терминологии. Догматика сформировалась, когда Христос вознесся, и Дух Святой сошел на апостолов. В этот момент нам была дана вся полнота знаний. Нужно было найти слова, чтобы эту полноту изложить. Каждый век споры шли не вокруг каких-то новых идей, а вокруг слов, которые нам были необходимы, чтобы объяснить, что вообще происходит, как мы спасаемся и т. д. Этот человек начал давать мне книги. Первой книгой о Православии была книга Максима Исповедника «Сотницы о любви», которая меня очень вдохновила и поддержала. Писателю VI века за проповедь отрезали язык и правую руку. У него есть книга «Мистагогия». Будучи протестантом, я не понял, о чем там написано. Этот человек мне объяснил, что в книге дано описание литургии. Я все равно не понял, что это значит. Дело в том, что древние христиане считали, что литургия – это божественное откровение. Литургия по своему содержанию идей очень похожа на Священное Писание. По сути, это другой вариант Священного Писания, изложенный не языком поучений и наставлений, а языком молитв. Если мы начнем читать и разбирать эти молитвы, то найдем те же смыслы, те же указания на Христа и апостольские учения, которые встречаем в Священном Писании. Если мы соединяем Священное Писание и литургию, то получаем полноту понимания того, как христиане верили во Христа, как они видели свое спасение и т. д.                   

С. К. – Какой замечательный вам медиевист повстречался. 

о. Александр – Вторая книга, которую этот человек мне вручил – «Точное изложение православной веры» Иоанна Дамаскина. Он пострадал в эпоху иконоборческих споров и был мучеником. Его история меня поразила – этот человек достиг вершины власти и дошел до бездны самоуничижения, претерпевал различные унижения и скорби. Он очищался таким образом от высокомерного отношения к людям, которое возникает, когда человек занимает какое-то очень высокое положение вне Церкви. Такие люди были моими первыми наставниками. Я спросил у этого человека, почему же мы не имеем такого богатства. Он ответил: «Мы слишком молоды. Представь, что ты сейчас начнешь ребенку рассказывать о высшей математике. Сможешь ли ты пятилетнему ребенку объяснить, что такое статистика? Не сможешь. Ты попробуешь научить его хотя бы складывать и вычитать. В вере так же. Мы обычные люди, пришли из неверия, хотим хотя бы азам научиться, начать что-то делать для Христа – пытаться молиться каждый день, читать и исследовать Священное Писание. Мы хотим, чтобы Писание было основой нашей жизни». Мне понравились его слова. Он был достаточно разумным. Потом я стал читать уже более современных авторов. Мне попалась книга Николая Афанасьева «Вступление в Церковь», я её зачитывал до дыр, подчеркивал какие-то моменты карандашом. Это сильно расходилось с той практикой Церкви, которую мы наблюдаем сейчас. Было удивительно, что православный человек так пишет. Потом была книга «Церковь Духа Святого». Потом пошли книги Александра Меня. Мне время от времени было плохо, нужно было побыть одному. Но там у меня никак не получалось побыть наедине с собой. В какой-то момент я стал лидером большой группы. У них нет пасторов, но есть лидеры. У меня была группа ребят, которые были моими друзьями, мы вместе миссионерствовали и читали Писание. У меня была особенность – я не воспринимал неприятие каких-то элементов вероучения нашей деноминации как какую-то ересь, которую надо истреблять огнем и мечом. Я был готов обсуждать это с ребятами. Они делились своими переживаниями и сомнениями: «А как же это? Вот тут не срастается, тут не сходится». Я пытался спокойно всё это в рабочем режиме решать, говорил: «Я не знаю, как на этот вопрос ответить. Я не богослов». Однажды в состоянии кризиса я встретился с одним священником, который очень сильно меня впечатлил. Этот батюшка претерпел гонения и был мучеником Церкви. Мы ещё 2 раза с ним потом случайно встречались. Я спрашивал, как мне его найти, но он говорил, что если Бог даст, то мы обязательно увидимся. Каждый раз, когда в моей жизни был кризис, появлялся этот человек, что-то подсказывал, а потом исчезал. До сих пор не знаю, как его зовут, откуда он, где живет. Я очень проникся идеей православного богослужения. Это место, где все люди являются служителями, а не просто слушателями. Когда ты сидишь в протестантской деноминации, иногда можно подумать, что это театрализованное представление, где выступает артист разговорного жанра, а все остальные его поддерживают. А в православном храме создается ощущение, что все служат Богу – нет артиста разговорного жанра, идет именно богослужение. Я тогда толком ничего не понимал, но как-то зашел в церковь и увидел богослужение от начала до конца. Мне показалось, что православное богослужение похоже на часовой механизм – кто-то выходит, всё делается спокойно, ровно, никакой суеты, каждый занят своим делом. Все вовлечены в процесс совместного творчества и служения, присутствует некая дисциплина. Ещё была книга отца Андрея Кураева «Протестантам о Православии», которая меня тоже сильно впечатлила. Возникло много вопросов. В Писании под словосочетанием «Новый Завет» понимается не Библия, то есть Новый Завет – это не текст, а именно договор с Богом, который заключается в Крови Христа. Тогда откуда взялся текст Нового Завета? Христос не говорил, что надо пойти и написать текст Нового Завета, Он не написал ни строчки. Откуда это взялось? Как появился канон Нового Завета, с неба свалился? Если это канон, то есть закон, то кем он принят, разве Богом? Где-то в Библии об этом написано? Это закон, который был принят на каком-то мероприятии, то есть был Собор. Но там же и другие законы были приняты. Тогда почему из этих канонов мы выбираем только один и начинаем ему следовать? А про остальные говорим: «Нет, это не работает». Те же самые люди, которые дали нам этот канон, говорят: «Бог сделал так, чтобы именно этот канон был истинным». Как это проверить? Может, именно те другие каноны истинны? Я дружил с ребятами из Ленинградской рок-оперы. Они всей труппой воцерковились, стали ходить к отцу Николаю Головкину, сейчас он уже архимандрит Нектарий. Ребята были дружной общиной. Помню, как я пришел к ним со своими вопросами и претензиями, зашел в кабинет к батюшке и расплакался. Я понял, что хочу быть православным, внутри меня что-то переродилось. Батюшка крепко меня обнял и сказал, что я буду священником. В то время я об этом не думал и не мечтал.

         Немного забегу вперед. Мои родители в разводе, папа живет на Урале. Когда я стал священником, то поехал к нему на Урал и спросил: «Кто наши деды и прадеды?» Отец ответил: «У нас в роду священники. Я тебе об этом не рассказывал, потому что у пионерских и комсомольских организаций это было не в почете». Я был сильно этому удивлен. Сначала я внутренне созрел, что хочу быть православным – мне нравилось общаться с этими людьми, я чувствовал, что мне там очень хорошо и комфортно. В то же время у меня никогда не было ненависти к протестантам, какой-то озлобленности на них. Я воспринимаю свое протестантское прошлое как счастливое детство, которое помогло мне сформироваться в любви. У меня есть идея, что человек проходит определенные этапы становления. Для того, чтобы достичь спасения, он должен жить духовной жизнью. Чтобы жить духовной жизнью, человек должен придерживаться дисциплин – регулярно молиться, посещать храм, изучать Писание, исполнять заповеди Божии. Для того, чтобы перейти к дисциплинам, нужна катехизация – процесс, когда ты формируешься как христианин, у тебя появляется христианское мировоззрение, ты начинаешь понимать ценность дисциплин и т. д. Перед катехизацией есть миссия – это процесс, когда тебя вовлекают в катехизацию, мотивируют к тому, что надо учиться. Есть еще процесс предмиссии, когда создаются инструменты для миссии – книги пишутся, какие-то мероприятия проводятся. Приведу пример. Машина стоит в автосервисе. Она будет стоять там хоть 100 лет, даже когда рядом есть очень качественный инструмент, но нет мастера. Точно так же и здесь – если есть мероприятия, книги, фильмы, но нет миссионера, который умеет этим пользоваться, то люди не придут на катехизацию. Не будет дисциплины, духовной жизни и спасения. На всех этих этапах есть пастырь, который помогает человеку жить духовной жизнью, есть катехизатор, который проводит катехизацию, и есть миссионер, который мотивирует. В моей жизни миссионеры и катехизаторы – это протестанты. Православным досталась лучшая доля – заниматься моим душепопечением. Протестанты сами сказали: «У нас нет душепопечения, мы этим практически никогда не занимались. Мы были сфокусированы на миссии».                               

С. К. – Как они отреагировали на ваш уход?

о. Александр – Это был болезненный процесс – слезы, рыдания, меня похоронили и отпели 10 раз. И я там с ними плакал, было тяжело расставаться. Для них я умер. Но жизнь продолжалась. Сейчас мы с ними общаемся, они всё это пережили, у них изменились некоторые взгляды. Они видят логику в православном богослужении и образе жизни.

Вопрос: «Несколько слов о том, как я пришел к вере. Запретив веру, коммунисты оставили нам великую русскую классическую литературу. Когда я в юности читал «Пророка» Пушкина, «Молитву» Лермонтова, стихотворение Ивана Никитина «Новый Завет» и стихотворение Брюсова «Библия», то стал задумываться о Боге. Вся наша русская культура пронизана верой, все её лучшие представители – Достоевский, Рахманинов, Чайковский – являлись духовными людьми. Всё это неистребимо.

о. Александр – Я знаю многих людей, которые через культуру пришли к вере. Читали «Братьев Карамазовых», и началось какое-то стремление к храму. Кто-то слушал «Юнону и Авось», хотя нельзя сказать, что это идеальное пособие для воцерковления. Там есть не очень правильные идеи с точки зрения догматики Церкви. Но если говорить про общенародную интерпретацию какого-то обращения к Богу, то это хорошее пособие, которое показывает, как человек меняет свою жизнь, как он общается с Господом и т. д. Притом музыка удивительная, в ней много православных элементов. Есть интересная музыкальная интерпретация русской души в этом произведении. Я читал книгу Лескова «Русские демономаны», это аномальные истории. Лесков – это писатель, который показал русский характер. Если вы захотите узнать, каким является русский человек с точки зрения писателя конца XIX – начала XX века, то обязательно почитайте Лескова. Это очень интересный и самобытный писатель. Он почти всегда пишет про какие-то религиозные ощущения, переживания и т. д. Сама по себе литература не имеет ценности в плане воцерковления, нужен интерпретатор, человек, который эту литературу правильно представит, объяснит её с точки зрения Евангельской логики и морали. Мы видим атеистов, которые восхищаются Чеховым, Суворовым, но при этом не видят здесь никаких оснований, чтобы верить в Бога.   

С. К. – Итак, вы начинаете посещать храм, постепенно воцерковляетесь. А как со священством получилось?

о. Александр – Я поехал в Калининград разобраться со своими делами, и у меня не получилось вернуться в Питер по ряду необъяснимых для меня обстоятельств. Я пришел в храм в Янтарном и сказал, что могу петь на хоре бесплатно. Ко мне подошла какая-то женщина и предложила дать мне церковные книги. Она оказалась матушкой, женой священника. Впоследствии она стала моей тещей. Я пошел в гости к семье этого священника. Выяснилось, что все книги, которые матушка могла мне предложить, я уже читал. Мы разговорились. Она познакомила меня со своей дочерью, мы подружились и стали встречаться. Мой будущий тесть стал говорить о том, что было бы здорово, если бы я попробовал поступить в семинарию. Тогда мне было уже 28 лет. Я приехал в Смоленскую семинарию и почувствовал, что мне там по-настоящему хорошо. Я радовался, что буду изучать богословие, но ещё не знал, буду священником или нет. В сентябре, когда я уже поступил в семинарию, меня вызвали к ректору и сказали: «Мы решили сделать вам предложение. Вы не против, если мы возьмем вас очно на 2-й курс семинарии, а заочно вы будете учиться на 1-м?» Я спросил, можно ли так: «Вы можете за 3 года закончить нашу пятилетнюю семинарию». Я согласился. По ночам я учился на 1-м курсе, днем на 2-м. Всё сдал, перешел на 3-й курс. Мне говорят: «Давайте мы переведем вас на 4-й курс, и вы будете заочно учиться на 3-м?» Я снова согласился. Так за год я закончил ещё 2 курса. Потом уже только диплом написал, и всё. И вот, назначают дату моего рукоположения в дьяконы, никак не получается. Патриарх Кирилл в то время был митрополитом Смоленским, он всё время переносил дату моего рукоположения. В Питере я воцерковлялся в храмах Петра и Павла. Как ни приду туда, там есть община – сначала в Шуваловском парке, потом при Университете имени Герцена. Именно там я общался со всеми. Мне звонит секретарь Смоленской епархии и говорит: «Приезжайте в храм Петра и Павла на престольный праздник, там будет служить владыка митрополит». Я приехал, и оказалось, что это моё рукоположение. Меня рукоположили в день Петра и Павла в храме Петра и Павла в Смоленске. Потом меня рукоположили в священники и отправили в Калининград. Там я служил в Андреевском храме 10 лет. Будучи клириком Андреевского храма, я стал ходить в море на «Крузенштерне», на «Седове». Владыка, нынешний патриарх, благословил меня руководить миссионерским отделом епархии.

С. К. – Каким владыка был тогда?

о. Александр – Когда я учился в Смоленской семинарии, мы в Великий пост все с радостью бежали на службу, которую служил владыка. Я никогда не видел более красивой и благоговейной службы. Он хотел на нас произвести впечатление, чтобы мы были этими службами поражены и захотели так же красиво служить. Тема красивой службы и проповеди, которая должна дойти до сердца любого человека в храме – это была его идея. Он очень переживал за то, чтобы мы хорошо готовились к проповеди, хотел, чтобы мы получили хорошее образование. Он пытался нам объяснить какие-то вещи, которые были необходимы для интеграции священников в светское общество, чтобы мы не растворились в этом обществе, могли оставаться сами собой, при этом неся Евангельскую весть в любом жизненном пространстве, куда бы мы ни пришли. На епархиальных собраниях владыка проявлял разумную любовь и строгость – с одной стороны, он требовал от нас каких-то вещей, а с другой, когда видел, что мы не справляемся, он поддерживал и вдохновлял нас. Я ему очень за это благодарен. Я видел, как он общается с самыми разными людьми, это очень эрудированный человек. На каком-то престольном празднике мы сидели рядом с владыкой митрополитом. Какой-то архитектор рассказывал, какой он придумал план по поводу храма. Владыка сказал: «Вы не пробовали такую конструкцию?» - и предложил какое-то решение. Было видно, что архитектор обескуражен, потому что озвученный нюанс архитектуры не является открытым решением для богослова. Владыка с любым человеком мог поговорить на его профессиональном языке с использованием терминологии. Он находил интересные решения там, где мы заходили в тупик. Владыка удивительно общался с людьми, даже с негативно настроенными и сомневающимися в Церкви. Он мог подобрать слова, чтобы человек расположился. Для меня он является одним из лучших миссионеров Церкви.     

С. К. – Как интересно вас Господь привел к самому яркому епископу-миссионеру нашей Церкви того времени. У вас богатый опыт общения с людьми, вы были духовником на «Крузенштерне», однажды вас даже отправили в кругосветное плавание. Какие вы видели случаи прихода людей к вере, которые вас поразили? 

о. Александр – В 2008 году мы были на «Крузенштерне». Нашим капитаном-наставником был Геннадий Коломенский, замечательный человек. Он был очень образованным, знал 4 иностранных языка. Его знал весь мир парусного флота. Он был атеистом, не верил в Бога. Я пытался с ним общаться, но мне не хватало ни компетенции, ни жизненного опыта. Ему на тот момент было уже около 70 лет, а мне чуть более 30. Помню, как мы были в Бермудском треугольнике. Я ему говорю: «Здесь часто пропадают и появляются корабли. Как это можно объяснить?» Он отвечает: «Здесь самая мощная транспортная артерия, на одну квадратную милю приходится самое большое количество судов. Поэтому вероятность того, что они столкнутся, друг друга повредят и ещё что-то максимальна. Моряки часто бывают безответственными людьми, они списывают всё это на какую-то мистику». Я не стал с ним спорить, и мы разошлись по своим каютам. Где-то в 4 утра грохот, треск. Выбегаем на палубу – одна из мачт сломана. Вахтовые наблюдатели сказали, что где-то вдалеке возникла какая-то воронка, из неё вышел тайфун в 10 километрах от «Крузенштерна», подошел к нам, сломал мачту, отошел в сторону и исчез. Когда мы вышли на палубу, уже не было ни шторма, ни качки. Мы были в штиле. Характер поломки был странный, потому что так мачты обычно не ломаются. По идее, в нашем случае нос корабля должен был быть отломан, но сломался достаточно крепкий первый грот. Я тогда ничего не сказал Геннадию Васильевичу. Он был обескуражен. Интересно, что сломанная мачта несильно травмировала корабль в плане движения, он остался наплаву. Никто не пострадал. Прошло 2 или 3 года, мне звонок: «Здравствуйте. Коломенский умер. Могли бы вы его отпеть?» Говорю, как же я его отпою, он атеист, всю жизнь не верил в Бога. Отвечают: «Нет, он ходил в храм, ставил свечи». Бог сломал целую мачту на корабле, чтобы обратить его в веру!

https://radonezh.ru/radio/2022/05/28/21-00